SRI: время сушить порох

В известном фильме «Тот самый Мюнхгаузен» герой Олега Янковского, карабкаясь ввысь по веревочной лестнице, просит свою бывшую невесту Марту: «Скажи мне что-нибудь!». В ответ Елена Коренева кричит ему: «Я буду ждать тебя». – Не то, отвечает Олег Иванович с фирменным прищуром. «Я люблю тебя». «Не то», – не отступает барон. «Они положили сырой порох», – признается Марта, наконец. «Вот», – торжествует барон и продолжает
карабкаться наверх.

УЗНАВАЙ МГНОВЕННО о свежих новостях на официальной странице журнала в Facebook

   Дискуссии о социально-ответственном инвестировании в России, Украине и большинстве других стран СНГ наводят на грустные размышления о том, что история повторяется дважды. Первый раз как трагедия, второй – как фарс. Есть, правда, третий вариант – как голливудский фильм. Но до кино нам еще далеко. Появившиеся в середине 90-х новые термины «социальная ответственность бизнеса», а затем «социальные инвестиции», были успешно поглощены лидерами некоммерческого сектора, давно и успешно осваивающими немалые бюджеты международных фондов и отечественных компаний, а позже – корпоративных и частных фондов. «Все что социальное – это к нам», – под таким нехитрым девизом НГО успешно камуфлировали все те же благотворительные проекты, называя их «социально ответственными» и даже «инвестиционными».

   Хотя на самом деле, социально-ответственное инвестирование (SRI) – это совсем уже бизнес, без всяких скидок на некоммерческое происхождение и на привычные заклинания об инвестициях в развитие страны, регионов, сотрудников и прочее. Это специфическая сфера инвестиционной активности, в основе которой лежит «получение прибыли», пусть не максимальной, но оптимальной и вполне сопоставимой со средней по отрасли.

   Такая система увеличения стоимости активов принимает во внимание экологические, социальные и управленческие факторы (ESG). Сегодня все большее число инвесторов учитывает эти критерии при принятии решений – постепенно приходит понимание, что долгосрочная реализация SRI приносит не только равнозначные, но даже более существенные результаты в сравнении с традиционным инвестированием.

   Не сложно предположить, что в дальнейшем риски для инвесторов, не принимающих во внимание фактороы ESG, будут расти и более того, могут вредить репутации и брендам.

   Достаточно часто социальные инвестиции путают с корпоративной социальной ответственностью. Однако КСО и SRI не совсем конгруэнтны. Социально ответственное инвестирование, как любое инвестирование, должно демонстрировать ROI, или хотя бы SROI (Social Return on Investment), чего наши компании демонстрировать чаще всего не спешат.

   В то время как социальная ответственность считается добровольным вкладом компаний в устойчивое развитие, социально ответственное инвестирование является применением принципов КСО и устойчивого развития в принятии решений о финансовых вложениях. Кроме КСО социальные инвестиции включают также государственные инвестиции в социальную сферу и институциональные социальные инвестиции. SRI можно рассматривать как один из путей достижения устойчивого развития.

   Заметим, что стоимость этого “рассматривания” ложится, в конечном счете, на самого инвестора (а по факту на его клиентов). Поэтому часто инвестиционные фонды держат в своих портфелях «под-портфели» SRI, чтобы митигировать возможные риски. Так поступают, например, Dodge& Cox, Wellingtonи Causeway.

   Традиционно SRI фонды шли по пути негативного скрининга, воздерживаясь от инвестиций в чувствительные отрасли. Ряд религиозных фондов исключает продукцию по контролю за рождаемостью, аборты и даже медицинские препараты как таковые. И держатся подальше от компаний, разделяющих, поддерживающих или продвигающих ценности геев и лесбиянок.

   Неужели простого следования законам, ограничивающим неэтичное поведение инвесторов, уже недостаточно? В чем особенности и преимущества SRI? И в чем польза от него инвесторам, заемщикам, обычным компаниям, странам и регионам, гражданам, наконец? Попробуем разобраться.

   Я не сторонник подхода «Это все придумал Черчилль в восемнадцатом году», но происхождение социально-ответственного, или этического, инвестирования восходит к далекому 1758 году, когда ежегодный съезд квакеров Филадельфии запретил своим членам участвовать в работорговле. Джон Весли (John Wesley, 1703-1791), один из основателей методисткой церкви в своей книге “Употребление Денег” (The Use of Money), впервые артикулировал концепцию социального инвестирования. Он настаивал на принципе «Не навреди ближнему» в процессе промышленного производства. Это касалось таких «греховных» занятий как продажа табака, алкоголя или оружия.

   Социальная ответственность и социально-ответственное инвестирование выросли из религиозных концепций. Впрочем, SRI успешно развивается в лоне религий, церквей и конфессий и по сей день.

   Мусульманские фонды социально-ответственного инвестирования эффективно работают во всем мире, да и в России тоже. Не удивлюсь, если подобные фонды появятся в РПЦ.

   К религиозным пристрастиям заемщиков с пониманием относятся и традиционные инвесторы. В США в ряде штатов до сей поры мормоны имеют большие шансы получить кредит, и на более льготных условиях, чем простые граждане. В банке уверены – мормон вернет кредит в срок. А мормон Мит Ромни, вызывая самые противоречивые чувства у американских избирателей, тем не менее, имел неплохие шансы стать новым хозяином Белого Дома. Современная эпоха SRI формировалась в политическом климате 60-х, во время движения за гражданские права и роста влияния профсоюзов.

   Нашумевшая история с обожженной напалмом вьетнамской девочкой, бегущей навстречу камере оператора, стоила производителю Dow Chemicalс ерьезных убытков в результате всеобщего байкота. Пожалуй, тогда в 72-м, компании впервые задумались о прямых финансовых потерях из-за репутационных рисков.

   С конца 60-х появились реальные финансовые институты SRI. Международный Союз Работниц швейной промышленности (International Ladies\’ Garment Workers\’ Union, ILGWU) инвестировал в собственные медицинские центры, а Международное Товарищество Электриков (International Brotherhood of Electrical Workers, IBEW) вкладывалось в жилищные проекты для своих членов. Такая «инициатива снизу» привела к тому, что к началу 80-х политики активно заговорили о необходимости «социальной ориентированности» инвестиционной политики пенсионных фондов. Эта тема звучала в программах и Джимми Картера, и Рональда Рейгана. С тех пор, кстати говоря, именно пенсионные фонды стали ключевым участником и «задающими тон» игроками всего рынка социально-ответственного инвестирования.

   На фондовых рынках социально-ответственное инвестирование начало развиваться в тех же 60-х. И в следующие 20 лет в большей степени соответствовало понятию «этическое инвестирование», став в дальнейшем одним из направлений SRI. Само понятие перешло к термину «социально ответственное инвестирование», и позже, уже в 90-х включило в себя также экологический аспект. За последние 40 лет SRI эволюционировало от единичных практик этического инвестирования до отдельного сегмента фондового рынка со своими участниками и инфраструктурой.

   Сегодня в социально ответственное инвестирование вовлечены инвесторы, эмитенты, биржи, регуляторы, специализированные информационно-аналитические компании и некоммерческие организации. В развитых странах сформировались группы институциональных и индивидуальных инвесторов, которые придерживаются устоявшихся направлений, критериев и методов SRI.

   Апологеты SRI говорят о небывалом взлете рынка «социального инвестирования» в последнее время. The KLD 400 Social Index, социальная версия S&P 500 показывает, что динамика роста доходности SRI фондов по крайней мере не хуже чем у традиционных инвестиционных институтов. С 2005 года количество SRI фондов выросло со 173 до 250.

   Общее количество паевых фондов, использующих критерии ESG для выбора клиентов, возросло с2007 года по 2010 вдвое и продолжает увеличиваться. Под управлением 26 ETFs (exchange traded funds) находится 4 млрд. активов. Еще 122 млрд. находятся под контролем 232 финансовых организаций, принимающих в расчет показатели ESG при инвестиционном анализе.

   Социально-ответственное инвестирование набрало большие обороты. Уже сейчас SRI занимает значительную долю рынка ценных бумаг. В США объем социально-ответственных инвестиций под профессиональным управлением превышает $3 трлн., в ЕС – €5 трлн., т.е. практически каждый восьмой доллар под профессиональным управлением в США вкладывается с учетом социальных, экологических или этических факторов и каждый десятый – в ЕС.

   Тем не менее, скептики утверждают, что SRI более затратны и менее выгодны для инвесторов. SRI требует дополнительных исследований предполагаемых объектов инвестирования, что ложится бременем на самих инвесторов. SRIфонды взаимного инвестирования и ETFs во время кризиса проседают даже больше, чем традиционные инвестиционные фонды. Так, например, в 2008 году, SRI фонды в США потеряли 37.9%, а обычные фонды из списка S&P500 37.0%.

   В ближайшей перспективе эксперты прогнозируют усиления роста активов социально-ответственного инвестирования. Этому способствуют и тенденции развития нормативно-правовой базы европейских государств. Так, в настоящее время 8 стран имеют специфические требования по размещению активов пенсионных фондов, обязывающие их учитывать ESG факторы в своих вложениях (Великобритания, Германия, Швеция, Бельгия, Норвегия, Австрия и Италия), еще в ряде государств планируется принятие подобных законов. Кроме того, постоянно растут требования к прозрачности нефинансовой отчетности коммерческих организаций.

   Социально-ответственное инвестирование в разрезе различных стран имеет ряд особенностей, в частности, определяется развитием фондового рынка, социокультурными и религиозными факторами, условиями экономической среды.

   SRI получило наибольшее развитие в странах с финансовой системой, основанной на рынке Великобритании). В меньшей степени SRIразвито в странах с финансовой системой, основанной на банках.

   Особо интересен опыт исламских стран и регионов, где этические принципы ислама и сегодня во многом определяют способы использования капитала и хозяйственного поведения предпринимателей. Отличие исламских фондов заключается в том, что они формируют портфель инвестирования в соответствии с принципами шариата – важным отличием является наличие шариатского совета. Такие фонды могут быть и государственными и создаваться на основе взаимных инвестиций.

   Одним из вызовов социально- ответственного инвестирования в России можно назвать отсутствие спроса со стороны основных стейкхолдеров. И хотя ситуация постепенно меняется, бизнесу нужны более четкие сигналы, которые пока приходят преимущественно от иностранных инвесторов, включающих ESG-факторы в свои инвестиционные стратегии и модели оценки компаний. На них большим публичным компаниям приходится реагировать.

   Для российских компаний стимулом в реализации стратегии социально-ответственного инвестирования, как правило, становится необходимость выхода на мировой рынок, административное давление или влияние конкурентов. В России необходимо создание мотивирующей инфраструктуры и института социальной ответственности бизнеса, одним из которых в развитых странах является социально-ответственное инвестирование.

   Главное препятствие на этом пути – отсутствие позитивной социальной реакции на КСО.Компании не могут извлекать value из своего ответственного поведения. ESG риски пока тоже реализуются редко и не рассматриваются как системная угроза для компаний.

   Общественное мнение, НКО, медиа – проявляют к этим вопросам крайне низкий интерес С точки зрения развития бизнеса в контексте устойчивого развития, сигналы очень вялые. Стимулы и вообще осмысленная политика в государстве отсутствуют. Что мы хотим от этого рынка – непонятно. Мы отстаем в технологическом плане в части развития новой энергетики от остального мира. Лидером в этой области сегодня является Китай. Для сравнения в контексте BRIC, сегодня в Китае реализуется 5.5 тыс. проектов в области новой энергетики, в Индии – более 3 тыс., в Бразилии – 1.7 тыс., а в России всего 51! (данные BNEF). Мы отказываемся от участия в Киото-2, но не предлагаем ничего конструктивного взамен.

   С точки зрения эффектов от управления операционными издержками – есть 261-й ФЗ, есть Госпрограмма повышения энергоэффективности. Посылы хорошие, но совершенно непонятно каков статус решения этих задач? Кто в правительстве персонально отвечает за то, чтобы дела двигались? Какие механизмы принуждения будут использоваться в случае невыполнения законодательства? Как будут привлекать внебюджетные источники для Госпрограммы? И т.д. Для сравнения можно посмотреть на дизайн и механизмы реализации программы Green Deal в Великобритании. Есть специальные программы в Западной Европе, Китае, Индии, Бразилии. Везде есть своя специфика, но весь вопрос в организации процесса. В конечном счете, это просто вопрос проектного менеджмента.

   Бизнес не будет без причины выступать драйвером этих процессов. Это противоестественно для него. У бизнеса есть много других забот кроме того, чтобы воспитывать своих стейкхолдеров. Каждый должен заниматься своим делом.

   Пока регуляторные требования либо сила общественного мнения не заставят включить КСО вопросы в бизнес-процессы ничего происходить не будет. Чтобы это понять – достаточно сравнить КСО практики филиалов крупных зарубежных компаний и банков в России и в других странах присутствия. Я не слышал ни о требованиях к цепочкам поставок, ни об ответственном финансировании. Бизнес всегда выбирает наиболее рациональный путь, это его функция.

   Прислушаемся к мнению профессионалов, оценим «взгляд изнутри». Пока со стороны органов власти, и федеральной и региональной не видно посылов к повышению собственной социальной ответственности, и стимулированию бизнеса к социально-ответственному инвестированию, наши компании по собственной воле (за редким исключением), не будут слишком активничать. Я только что вернулся из командировки в крупный регион Сибири, где услышал такую историю. Крупная компания развернула невиданную по масштабам социальную активность, учредила собственный фонд, даже создала эндаумент. Как только она вышла (в том числе с помощью хороших социальных показателей) на Европейский рынок – вся социальная активность была немедленно свернута.

   Рейтинги социальной ответственности российских компаний выглядят пока что не слишком убедительно, их методология вызывает большие вопросы у российских и зарубежных экспертов. А их результаты – первые номера списков заставляют усомниться в их объективности. Хотя многие эксперты и корпоративные менеджеры сходятся во мнении, что наличие универсального национального или региональных рейтингов социальной ответственности компаний – вещь полезная, способная объективно оценить социально-экономический вклад компаний в развитие страны и ее отдельных территорий. Конкурсы на «лучшего благотворителя», помпезные мероприятия с вручением наград и призов «за социальную ответственность» дискредитируют саму идею и не добавляют доверия устроителям и участникам.

   Между тем зарубежные аналоги (не говоря о национальных индексах уровня американского CPI) оценки влияния компании на развитие территорий существуют. В качестве примера приведу Econometric Impact Index (Индекс эконометрического эффекта), разработанный все той же SmithOBrien. Эта методология позволяет оценивать суммарный эффект, который компания оказывает на местные сообщества, где она оперирует. Эта система применима как для самих компаний, так и для органов местной власти, озабоченных оценкой влияния компаний на местные сообщества, в том числе в вопросах сокращения или расширения производства, регулирования налогов и цен, зонирования, влияния компаний на принятие ключевых для территорий решений.

   С такой методикой местная власть может (если захочет) вывести из тени «социальную экономику», стимулировать реальные «социальные инвестиции» компаний. Во всем мире индексы социальной ответственности серьезно влияют на инвестиционную привлекательность региона и уровень жизни населения.

   Повсеместно социальная ответственность бизнеса позволяет ему вырастить новый ресурс давления на власть. Для этого само бизнес-сообщество выступает инициатором создания новых механизмов масштабного привлечения ресурсов бизнеса к решению самых актуальных для страны проблем в сфере занятости, переподготовки кадров, образования, жилья, безопасности, охраны здоровья и среды обитания. Кроме прямой финансовой выгоды от такой заботы, социально-ответственные инвестиции означают новые рынки для страховых и инвестиционных компаний, рейтинговых агентств и банков.

   Не смотря на то, что рынок SRI в Украине как таковой отсутствует и зарубежные фонды ответственных инвестиций пока не представлены, перспективы механизмов ответственного инвестирования для Украины не такие уж и призрачные, как может показаться на первый взгляд.

   Среди барьеров развития социально-ответственного инвестирования можно выделить отсутствие осведомленности среди украинских инвесторов о значении нефинансовых показателей для минимизации инвестиционных рисков и незначительное число компаний, реализующих КСО. Основным же препятствием для украинского бизнеса в привлечении SRI является отсутствие детальной информации о деятельности в области КСО и отчетности по соответствующим международным стандартам продвинутого уровня. Даже среди выпущенных украинскими компаниями за последние годы
нефинансовых отчетов уровень прозрачности большинства желает быть лучше.

   Однако, когда речь заходит о возможности выхода на IPO, компании с готовностью переходят на международные стандарты отчетности, улучшают практики корпоративного управления и пытаются раскрыть большее количество показателей в нефинансовых отчетах, используя в том числе и процедуру заверения.

   Перспектива ближайших пяти лет покажет. Сегодня для России и Украины особенно важно развитие эффективного механизма социально-ответственного инвестирования с учетом зарубежного опыта, внутренних особенностей и повышения внимания со стороны стейкхолдеров. В свою очередь, особенности социально-ответственного инвестирования каждой страны определяются моделью соответствующего фондового рынка, а также социокультурными факторами и особенностями экономического поведения населения.

Источник:
экспертный деловой журнал
\”Устойчивый Бизнес\” №2